Путеводитель по лесопаркам и заповедникам столицы
Вид от плотины на главный усадебный дом. Фотография 1907 года
В 1877 году П.П. Вяземский основал Общество любителей древней письменности, которое сыграло выдающуюся роль в открытии древнерусского искусства и признании его как предмета научного изучения. Задачей Общества было факсимильное издание лицевых рукописей. Уже в первый год его существования Павел Петрович издал более десяти памятников, среди которых Изборник 1073 года, Откровения Авраама из Сильвестровского сборника середины XIV века, Жития Бориса и Глеба конца XV века и другие. В ноябре 1877 года он писал: «Я страстно желаю, чтобы наши издания были великолепны и безусловно важны. В нынешнем году я издал более 10 памятников от 2-х до 10 листов...»
Членами Общества были все известные петербургские и московские ученые, имевшие непосредственное отношение к изучению русской письменности и старины: Ф.И. Буслаев, В.В. Стасов, Н.П. Кондаков, Н.П. Лихачев, В.О. Ключевский и другие. Большую помощь в издании лицевых рукописей оказывали Павлу Петровичу его дочь Екатерина Павловна с мужем Сергеем Дмитриевичем Шереметевым, избранным председателем Общества (11 ноября 1877 года Павел Петрович сообщал С.Д. Шереметеву, что тот единогласно избран председателем Общества. Сам же П.П. Вяземский был почетным председателем и фактически возглавлял его до конца жизни). «Издания Ваши подвигаются, работы блестящи, эффектны и верны...» «Лучшая вещь из изданных принадлежит Екатерине Павловне...»– писал Павел Петрович зятю.
При Обществе П.П. Вяземский основал «интересный и весьма значительный» музей и «отдавал ему всю душу, всю свою любовь, все внимание...». Он передал музею многое из своего собрания: коллекцию икон, предметы прикладного искусства, памятники художественного литья, древние рукописи. Основную же часть своих коллекций Павел Петрович разместил в Остафьеве.
К 1861 году многие постройки усадьбы и в первую очередь главный дом требовали ремонта. Управляющий имением докладывал, что «по осмотре... с архитектором и подрядчиком дома оказалось, что нижний этаж его необходимо... перестроить, иначе несмотря на подставки, которые сделаны под полом, он провалится, особенно в библиотеке, где тягость от шкафов довольно велика; нельзя даже ручаться, чтобы пол простоял год. В протчих же комнатах можно отложить переделку в таком случае, когда не будут в этом этаже жить...»
В 1862 году в Остафьеве начались ремонтные работы. В октябре управляющий сообщал Павлу Петровичу: «В Остафьеве я нашел работы еще не оконченными. Плотина на пруду разобрана и некоторые сваи уже вбиты... Работы по дому идут, хотя и медленно, но изрядно...»
Согласно архивным данным, в 1860-е годы паркетчик Ларион Панов заменил во всех комнатах главного дома полы, причем в некоторых дощатые на паркетные. В большой гостиной «по случаю ветхости стен переменены балки, положены каменные столбы». Были сделаны новые перегородки, за счет чего увеличилось количество комнат. Печник И. И. Гусев переделал все печи и несколько каминов. К центральной части дома со стороны паркового фасада пристроили деревянную застекленную галерею, построили новую теплицу, молотильный сарай, баню. В правом флигеле «по случаю совершеннейшей ветхости сломаны и переделаны заново пол, потолок, балки и крыша со стропилами». В 1866 году П.А. Кудряшев построил вокруг церкви ограду. Он же произвел отделку флигеля.
П.П. Вяземский распорядился в усадьбе «рассадить акацию на указанные места. Сирень старую... вырубить, а молодую высадить... сделать три парника... иметь в виду устройство с весны грунтового сарая... подготовить огороды господские и бывшие дворовых людей для посадки на них овощей... конюшню приспособить для коров и кур и уток на зиму... плотнику мост продолжать строить по предложенному плану... заколотить дверь, ведущую на бельведер... и заделать в оном все другие отверстия для ограждения чердака от снега...»
Остафьевский дом в те годы наполнялся огромным количеством всевозможных вещей. Из Петербурга и Москвы сюда везли мебель, книги, картины, скульптуру, оружие и прочее. Уже в 1862 году управляющий сообщал, что девяносто ящиков с грузом получены и доставлены в Остафьево. В январе 1863 года пришло еще шестьдесят ящиков. В приходно-расходных книгах за эти годы частые записи: «выделено 15 подвод для доставки в Остафьево присланных картин и книг...», «...выделено 9 подвод для доставки мебели» и т.д. В письме к родителям Павел Петрович сообщал: «В Остафьеве хозяйство устраивается и потому причиняет расходы».
Вяземский приезжал в Остафьево в основном в летнее время и, окруженный «памятниками и памятью прошлого, целым музеем, исключительно почти им составленным», жил здесь как мудрец и аскет, вкушая в полной степени тот покой... который плодотворнее иной... блестящей деятельности». Большую часть дня он проводил в своем кабинете, наполненном лубочными картинами, гравюрами, фотографиями. Здесь можно было видеть куски разбитой древней посуды, изразцы со старых остафьевских печей, статуэтки, хартии и свитки и «собственные его писания в виде бесконечных столбцов», и среди этой обстановки – самого князя «в широком сюртуке, с неизменной двойной цепочкой и с... брелоками, с множеством ключей в жилете, с целою кипою бумаг, денег, записочек в... бездонных карманах... И какая жизнь была среди этого кажущегося хаоса! Сколько ума, знаний, тонкой наблюдательности, чуткости сердечной; все это... соединялось в его сложной натуре, совмещавшей необычную необузданность с необыкновенно тонким пониманием малейших оттенков мысли и чувства... Он работал неустанно и появление его в несколько заглохнувших комнатах Остафьевского дома придавало последнему и жизнь, и смысл. Только тогда, когда его не стало, поняли, как нужна была эта жизнь во имя дорогих заветов прошлого и сложных задач настоящего».
«По внешности он был Геркулес силы и роста,– писал С.Д. Шереметев,– с лицом необыкновенно выразительным... с седою, точно львиными кудрями украшенною головою, он никого не имел себе подобного...» (В 1880-е годы П.П. Вяземский позировал К.Е. Маковскому. «Когда разрешите приехать просить Вас уделить мне хоть час, чтобы пройти голову боярина, начатую с Вас»,– писал ему художник) «На меня князь производил впечатление чего-то сказочного. Это был какой-то колосс-монолит, живой памятник былой русской силы и славы. Ни дать ни взять – Илья Муромец...»– вспоминала В.В. Починковская.
Характер и вкусы нового владельца привнесли ряд оригинальных решений в убранство интерьеров остафьевского дома. Это хорошо видно на примере овального зала, где во всем блеске проявилась фантазия князя. Необычное впечатление в зале производил плафон, расписанный Павлом Петровичем вместе с итальянским художником Сан-Джованни. Подобную декоративную роспись Вяземский видел в одном из отелей Венеции. Но персонажи остафьевского плафона были реальны. По словам Павла Петровича, эта роспись была автобиографична.
В обширной многофигурной композиции можно было видеть родных и знакомых Вяземского, несколько женских портретов – былые увлечения князя. Все персонажи были одеты в маскарадные костюмы, оркестр румын – в белые ливрейные фраки с гербом Вяземских. Павел Петрович изобразил здесь и себя в костюме людоеда. В этом костюме Павел Петрович как-то выступал на маскараде. «А знаете ли вы, что ваш достопочтеннейший татенька представлял людоеда ... на маскараде княгини Кочубей ...» – писал Петр Андреевич Вяземский своей двенадцатилетней внучке Кате.
Расписывая плафон, Вяземский искал наиболее точные средства художественной выразительности для каждой группы, каждого персонажа. Порой на уже прикрепленном холсте он перерабатывал сделанное. При ярком освещении можно было видеть несколько записанных фигур, среди которых – и его жену, Марию Аркадьевну, не пожелавшую быть изображенной в столь многочисленном женском обществе. Отдельные лица и излюбленные детали костюмов Павел Петрович повторял. Дважды, например, была написана дочь Марии Аркадьевны от первого брака Мария Ивановна Ламздорф.
Довершая иллюзию реальности, Вяземский развесил на балюстраде подлинные ткани. «Папа очень занимается потолком и целый день сидит в зале почти безвыходно»,– сообщала в письме к мужу Екатерина Павловна.
Остальные помещения первого этажа не делились теперь на парадные и жилые, как при Андрее Ивановиче, не было и четкого функционального их разграничения. Все комнаты изобиловали разнообразными вещами, не связанными между собой стилистически и композиционно. Мебель, живопись, скульптура, осветительные приборы и прочие предметы декоративно-прикладного искусства, являвшиеся частью художественного убранства интерьеров и наполнявшие помещения остафьевского дома, были размещены без какой-либо определенной системы. Павел Петрович сам развешивал картины, определял место для скульптуры, мебели и прочего. Здесь далеко не все было равноценно. Многие предметы знакомили с бытом давно ушедших эпох и были интересны прежде всего с исторической точки зрения.
Обращало на себя внимание обилие в комнатах вышитых ковров, скатертей, салфеток, созданных руками Веры Федоровны Вяземской, незаурядной мастерицы. Среди ее работ были подлинно художественные произведения, в которых проявились фантазия, вкус и высокий профессиональный уровень. Как правило, в композициях, которые она придумывала, преобладали богатые по колориту крупные цветы. Княгиня часто дарила свои работы близким. Она вышила ковер для В.А.Жуковского, «чудесную подушку» для А.С. Пушкина. После получения подарка А.С. Пушкин писал Вере Федоровне: «...позвольте... принести всеподданнейшую мою благодарность за собачку (символ моей к Вам верности), вышитую на канве собственными вашими ручками и присланную мне...» Со своим любимым занятием Вера Федоровна не расставалась до конца жизни. Видевший ее в 1875 году С.Д. Шереметев писал, что застал княгиню «в неизменной обстановке, среди мягких, старомодных кресел, с неизбежным столиком для вышивания и с клубками шерсти...». В 90 лет Вера Федоровна вышила дорожку на кресло-качалку для благотворительной продажи.
Павел Петрович Вяземский привел в порядок свои коллекции и начал составлять каталоги картин, осветительных приборов, книг, описание оружия, небольшой коллекции серебряных и медных изделий. Немало произведений искусства было отреставрировано и возвращено к жизни. В 1864 году художник В. Пуговишников отреставрировал пятнадцать портретов и картин. Среди них – портреты императриц Анны Иоанновны, Елизаветы Петровны, Екатерины II, императора Александра I, генерала Паоли, портрет неизвестной статс-дамы, «мужской портрет школы Рембрандта», картину «Христос перед Пилатом», «Богоматерь с четками в руках» и другие. «Все сии портреты и картины доставлены в имение князя Вяземского с. Остафьево и сданы в дом барский лично художником Василием Пуговишниковым». В 1866 году несколько картин отреставрировал Ф. Гурзевич. Сохранились счета за реставрацию предметов декоративно-прикладного искусства «бронзовых дел мастера Е. Мартинена».