Остафьево

События. Часть 13

Пруд в Никульском

В 1820-е годы в летнее время в Остафьеве проходили традиционные праздники, на которые съезжалось большое количество гостей из Москвы и окрестных имений. В программу праздников включались спектакли, балы, народные гулянья, фейерверки. Приглашались московские режиссеры, балетмейстеры и оркестр музыкантов из Суханова. Наряду с актерами-любителями в спектаклях принимали участие профессионалы, в том числе и иностранцы. Декорации писал Вилье. В репертуаре театра были классические произведения и небольшие водевили и пьесы, написанные Петром Андреевичем специально для Остафьева. Жене Вяземский писал: «Сделай доброе дело, найди в одной из книжек моих стихотворений ... пиесу об Остафьеве, писанную моею рукою; спиши ее и пришли!.. Французский спектакль «Defience et malice» напомнил мне остафьевские спектакли...»

Один из таких остафьевских праздников по случаю дня рождения Вяземского описал А.Я. Булгаков: «...Мы приехали незадолго до обеда, за которым было нас более 40 человек. Большая часть гостей явилась к вечеру. Пили здоровье новорожденного и палили пушки. После кофею пустились с трубками по воде на ту сторону пруда, на большой луг, где были висячие качели, хороводы и народный праздник... К 8 часам возвратились в дом, который скорее назвать можно дворцом... Стало много наезжать соседей и из Москвы. Были тут: Неелова с двумя барышнями, графиня Потемкина, графиня Гудовичева с сестрою, Всеволожская с сестрою, княгинею Трубецкого, Четвертинские и пр. со множеством молодежи. Юлия Алексеевна как не спешила, не могла приехать прежде 9 часов. Как явилась с m-lle Helene и Софьею Урусовою, тотчас сигнал для театра. В первой пьесе «Le Roman d'uneheure» играли хорошо княгиня Вера, молодой Ваксель и m-lle Irene, француженка, живущая у Бартеневой. Вторая пьеса была «Le Tailleur Roussean». Особенно очаровательны были двое Пушкиных... (имеются в виду Василий Львович, исполнявший роль финансиста, и Алексей Михайлович, выступавший в роли портного) После спектакля пели новорожденному куплеты по-русски и по-французски, а затем начался бал... Перед ужином был фейерверк...» Согласно записям в «Книге для приходу и расходу его сиятельства князя Петра Андреевича Вяземского», только за 1823 год на домашние спектакли было израсходовано более двух тысяч рублей. Из них уплатили: комедиантам – 27 рублей, музыкантам – 91, актерам, в том числе Лисицыну, – 150, балетмейстеру Аблетцу – 100, итальянцу Негри – 966 рублей. Кроме того, большие затраты были сделаны на декорации, парики, костюмы.

В усадьбе устраивались также и камерные музыкальные вечера. В архиве сохранилась программа одного из них, состоящего из двух отделений с участием сестер Окуловых, Бартеневой и Озеровой. Исполнялись романсы, пьесы на виолончели и арфе. Сохранилось также множество написанных рукой П.А. Вяземского шарад, логогрифов, викторин, которые устраивали в Остафьеве во время приезда гостей. «В Остафьеве у меня здорово»,– писал Вяземский Тургеневу.

Радости остафьевской жизни чередовались с хозяйственными заботами. Петр Андреевич беспокоился о состоянии дел фабрики, единственной доходной статьи имения, производил ремонт дома, оранжерей, плотины, моста. По архивным документам, на ремонт дома в 1821 году и постройку новой деревянной прачечной было израсходовано четыре тысячи рублей. В 1822 году в главном доме продолжали перестилать полы в комнатах, штукатурили дом снаружи, ремонтировали оранжерею. В 1827 году переделывали бельведер, красили крышу, перекладывали печи в доме с заменой изразцов. В августе 1829 года управляющий писал: «Сейчас я приехал в Остафьево. Там работали каменщики у дому крыльцо парадное и другое у кухни, где свод развалился ... Галереи каменновые починены, где необходимость требовала...» Много внимания в эти годы он уделял парку, задумав его перепланировку.

Отдавая дань романтизму, он заказал архитектору Ф. Мельникову проект планировки парка по типу «увеселительных английских садов». На плане появилась новая сеть извилистых дорожек, лабиринты, лужайки, искусственно созданные пригорки, террасы, служившие живописным фоном для устройства различных «затей». Отдельные уголки парка получили названия Марсово поле, Философское уединение, Дельфийский оракул, или Прорицалище, Крокодилово гнездо и прочее. Многочисленные беседки, павильоны, скульптура создавали декоративные акценты. Предусмотрены были «павильон на возвышении для обозрения противулежащих в саду предметов и отдаленных видов», от которого к главному дому вел отлогий спуск «между оптически расположенных древесных теней, а внизу оного, овальной фигуры цветовая горка» и «крытые трельяжем боскетные залы для хорошего весеннего времени – в них можно кушать, танцевать, читать книгу и пр.». В так называемой «увеселительной роще» предполагались разные игры: кегли, качели, летние катальные горки. Здесь же «храм панов и при оном статуя его».

На берегу большого пруда располагался «гротеск с фонтаном и каскадою между каменистых утесов». На Марсовом поле была устроена карусель, а вместо старой липовой аллеи планировался большой «овальной газон с группою отличных цветов и статуею Флоры», по обеим сторонам его – тоже газоны, которые должны «иллюминоваться разными летними цветами... но просто, без статуй».

Работы по благоустройству парка ограничились лишь подсадкой деревьев и разведением цветов. Вера Федоровна рассказывала внучке Екатерине Павловне, что пространство перед домом со стороны главного въезда в усадьбу было поделено на две половины: левая сторона была ее, а правая – Петра Андреевича. Каждый из них посадил на своей половине по одному тополю и любимые растения: Вера Федоровна – сирень, а Петр Андреевич – иву, о которой все время беспокоился, так как она плохо приживалась. Из Ревеля в Остафьево он писал: «Сделай милость, займися ивою и спаси ее. Расспроси у Салтыковского садовника о мерах сохранительных и употребите все старания ... Залечите, сколько можете, раны моего сердца» ... «Что наша ива? Сделай милость, лечите ее хорошенько ...» Претворить проект в жизнь не удалось из-за расстроенного состояния Вяземских. Расходы семьи намного превышали доходы, поэтому приходилось входить в долги (в июне 1822 года Вяземский занял у С.С. Апраксина 30 тысяч рублей, а три года спустя он заложил сроком на 21 год остафьевских крестьян). К тому же резко сократились заказы на поставку сукна («Я объявил желание на 80 тысяч аршин, а мне назначили 15 тысяч, тогда как другим сделали полное удовлетворение»,– писал он А.И. Тургеневу). Это усугубило и без того расстроенное состояние семьи. «Ох вы сукна! Ох, долги, долги! Когда сойдете у меня с рук и выпустите на вольный воздух? Когда вырвусь я из этой проклятой фабрики и прощусь с фабричным народом?»– сокрушался Вяземский.

Об отсутствии доходов с фабрики в 1820-х годах свидетельствует и письмо Н.М. Карамзина: «Грустно нам слышать о худом состоянии ваших фабрик: видно, что тариф не производит обещанного действия. Можете, любезнейший князь, без всякого сомнения не платить мне по заемному письму до будущего генваря...»